Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха. - Страница 40

— Мне повар из дедов, когда мы в наряд по столовой ходили, рассказывал, что ДШБ двадцать минут «живут», — делился с нами Ухтомов. — За это время одна бригада может уничтожить целую армию! Их там учат убивать всем, чем можно, даже голыми руками. Приемчик такой есть, «прямой удар» называется. Если под углом, вот так, в челюсть врезать, то мозг в голове с места сдвинется и все, ты уже труп.

Он показывает «приемчик» на Смирнове, конечно, не по-настоящему, а только имитируя удар.

— Дшбешники марш-броски делают, норматив — сто восемьдесят километров за десять часов, — тут же встревает Черкасов. — С полной выкладкой. А еще у них специальное оружие есть, гранатомет такой, как труба, одноразовый. Берешь с собой пять штук и пуляешь по очереди, а там… — он делает жест рукой куда-то вперед, — …все — в крошки. Даже бетон! Танки эта штука насквозь прожигает!

Однажды мы подступились к сержанту Машакову с вопросом о ДШБ. Тот снисходительно выслушал нас и сказал, глядя поверх голов:

— Слышь, духи, десант всегда десант, ясно? Любая дивизия может быть штурмовой, усекли? А «прямой удар» — херня это все. В бою у вас времени угол мерять не будет. Бьешь из автомата, гранатами, штыком, лопаткой, сапогом, камнем — главное, чтобы быстро и наглушняк. Вот такие дела. Все, свободны!

Объяснения Машакова нас, естественно, не устраивают.

— Он специально так говорит, потому что секретно все, — высказывает общее мнение Колька Смирнов, и мы переходим к третьей любимой теме — дедовщине.

В «карантине», понятное дело, никакой «дедовщины» нет. Тут все по уставу, тут отцы-командиры следят не то, что за каждым шагом — за каждым чихом новобранцев. В частях, говорят, все совсем не так. Деды, то бишь старослужащие, рулят там молодыми как хотят.

— А офицеры на это глаза закрывают, — поясняет наш главный спец по «дедовщине» Черкасов. — Им так выгоднее. Сказал дедам, те молодых запрягли и все чики-чпоки.

«Дедовщина» относится к «внеуставным отношениям. Они бывают разные: нормальная «дедовщина», «беспредел» и «землячества», которые, по рассказам старослужащих, самое страшное, что только может быть, «полный попадос».

— Когда в роте из ста человек семьдесят — узбеки или грузины, то будь ты хоть трижды «дедушка», если ты русский, летать будешь, как молодой, — просвещают нас сержанты и тут же с благодушной улыбкой кто-нибудь добавляет: — У нас в десантуре «землячеств» нету. Чурбанов-десантников не бывает.

Мы все за нормальную «дедовщину». Это когда первые полгода ты дух и летаешь за всех, вторые полгода — черпак и командуешь духами, заставляя их летать, а потом становишься «дедом» и почиваешь на заслуженных в первый год лаврах.

— Свое отлетал — и балдей! — хохочет Ухтомов. — А че, все так живут, везде. Если без «беспредела», без ночных «застроек», то «дедовщина» даже лучше, чем по уставу жить.

«Беспредел» — это когда в части устанавливаются «зонские» законы. Тут все просто: кто сильнее, тот и прав. Все сами по себе, а верховодят «тузы», у которых есть «шестерки» и «быки». «Тузы» живут королями, с помощью «быков» обирая остальных солдат.

— Их даже офицеры боятся. «Беспредел» появился, когда в армию с судимостями стали брать, — просвещает нас большой специалист по этой теме рыжий Пашка Черкасов. Где-то что-то он слышал, кто-то ему о чем-то рассказывал…

— Фуфло гонишь, — авторитетно обрывает его Артур. — Если бы в армии было как зоне, давно уже такую армию бы разогнали. Кому она нужна?

— Ни фига! — кидается спорить Черкасов. — Вот случай был в одной части, где «тузовство» — пацану свитер прислали из дому. «Туз» своим говорит — заберите. А тот пацан уперся — хрен, мать вязала, только с кожей снимите! Ну, и…

— Что? Кожу сняли? — смеется Артур.

— Нет, просто заточенным электродом сердце проткнули. Дырочка маленькая, а свитер красный был, крови на нем не видно. «Туз» его до дембеля носил.

— А тело куда дели? — вмешиваюсь я в разговор. — Солдат умер — это ж ЧП!

— А они лопатами на части разрубили и в кочегарки сожгли, — уверенно, как очевидец, говорит Пашка и резюмирует: — Вот что такое «беспредел».

Я ему не верю. Да и кто поверить в такое? Чтобы в Советском Союзе солдат из-за свитеров убивали? Ерунда! В общем, ни «беспредел», ни «землячества» мне не угрожают. С «дедовщиной» тоже как-нибудь разберемся, можно подумать, на гражданке ее нет. Гораздо сильнее меня гнетет другое: никто ни в какую спортроту меня не переводит. Я уже месяц не стрелял; чувствую, что теряю форму. Впрочем, скорее всего у штабных офицеров просто не дошли руки до моего личного дела. На нем ведь и пометка имеется, и справка от нашего спортобщества вложена.

Сам я твердо решил — если ничего не произойдет и меня отправят в обычную часть, пойду к майору Грачеву, скажу: так и так, товарищ майор, я принесу гораздо больше пользы, если меня будут использовать по прямому назначению.

Впрочем, все это будет потом, а пока нужно готовиться к присяге и приезду мамы. Что-то подсказывает мне — без сюрпризов не обойдется…

День присяги выдался морозным. С утра всех охватило какое-то радостное предчувствие — сегодня произойдет что-то важное, значимое. Обязательные утренние процедуры прошли смазано, даже на завтраке мы были рассеянными и ели без аппетита. Да и какой аппетит, когда через пару часов нас ожидают встречи с родственниками, мамины пирожки и прочие вкусности?

В десять все три роты «карантина» выстроились на плацу. Над стройными рядами вился пар, на трибуне застыли офицеры, а еще выше над ними алел на фоне голубого неба кумачовый плакат: «Учиться военному делу настоящим образом. В.И. Ленин».